6 сентября 1911 года в Одессе родился талантливый поэт,
прозаик и переводчик, мемуарист, лауреат многих литературных премий, «очевидец
эпох», как его иногда называли, Семён Липкин.
Первая книга его стихов, вышедшая, когда поэту было уже почти шестьдесят, называлась «Очевидец». Название применительно к самому Липкину особенно точное. Он действительно был очевидцем и не просто событий или эпохи, но целых
эпох. Он был свидетелем и участником русской поэзии, русской литературы
двадцатого века. В качестве свидетеля он оставил мемуарные очерки о Марине
Цветаевой, Эдуарде Багрицком, Борисе Пастернаке, Осипе Мандельштаме, Анне
Ахматовой, Александре Твардовском, Арсении Тарковском. В качестве участника он
проделал весьма непростой и жизненный и творческий путь, прошел войну, гонения,
годы вынужденного молчания. Он терпел и
не раздражался. Жизнь, почти равная двадцатому веку, не сделала из него
страдальца и мизантропа и вообще, что называется, не сломала. Он не принимал
героических поз, когда его не печатали, не диссидентствовал, но и на
компромиссы не шёл. Семен Липкин был
одним из тех, с кем хочется ассоциировать весь минувший век, кто служит ему
подлинным оправданием. Липкин не был громким бунтарем, кумиром молодежи или
ниспровергателем чего-либо. Он честно жил, честно воевал, честно писал
прекрасные и чистые стихи.
Сеня Липкин, сын кустаря-закройщика и внук меламеда, еще
занимаясь в знаменитой 5-й одесской гимназии
(в которой учились Чуковский, Жаботинский, Житков, братья Катаевы),
обнаружил в себе любовь к классической русской поэзии и древним античным
эпосам, с детства писал стихи. Своему детству он посвятил такие строчки:
«Разбит наш город на две части,
На Дерибасовской патруль,
У Дуварджоглу пахнут сласти,
И нервничают обе власти.
Мне восемь лет. Горит июль...».
Вскоре начинающий поэт отнес свои стихи в редакцию «Одесских
новостей». С. Липкин вспоминал позже: «В комнате без окон меня принял высокий,
c седым вихром, чуть сутулый консультант в мятых парусиновых брюках и в толстовке...
Рукой с необыкновенно длинными ногтями он отстранил мою тетрадку, сказал,
хрипло дыша: «Стихи надо читать вслух». Едва ли не на первом стихотворении
Багрицкий заподозрил плагиат: «Последние две строки вы сперли у Гумилева».
Начинающий поэт признался, что не знает этого поэта. А на вопрос: «Кого знаете
из современных поэтов?» ответил: «Эдуарда Багрицкого и Демьяна Бедного». На
провокационный вопрос, кто ему больше нравится, не раздумывая, ответил:
«Багрицкий... Он о море хорошо пишет и очень звучно...» «Так слушайте,
Багрицкий буду я», - и тут же получил приглашение в гости на Дальницкую, где в
ту пору жил Эдуард Георгиевич. По приезде в Москву в 1929 году судьба свела
Липкина с Осипом Мандельштамом, с которым он часто встречался в течение
продолжительного времени. Тогда же, в конце 20-х годов, одно стихотворение
Липкина напечатал в «Известиях» Максим Горький, поместив его на ту же страницу,
где была опубликована глава из романа «Клим Самгин». Затем стихотворные
подборки Липкина появились в литературных журналах «Новый мир», «Октябрь»,
«Молодая гвардия». Багрицкий сказал ему ещё в Одессе: «...Очень возможно, что
вы поэт. Вряд ли получится из вас большой поэт, но небольшой получится... я в
этом деле свору собак съел, редко ошибаюсь». Через несколько лет, в Москве,
когда цензура зарезала поэму, девятнадцатилетнего автора подбодрил Михаил
Булгаков: «Выше голову, мой юный пиит, вы начинаете в лучших русских традициях
- с цензурного запрета». Однако вскоре поэт стал чем-то неугоден, и с 31-го его
вообще перестали печатать.
В те же годы старший товарищ Семена - стихотворец и
переводчик Георгий Шенгели пригласил Липкина и его близких друзей - Арсения
Тарковского, Аркадия Штейнберга и Марию Петровых к работе в Гослитиздате, в
редакцию литератур народов СССР, и привлек их к переводам. «Мы стали изучать
историю народов, с языков которых переводили, их быт, обычаи, религиозные
верования, их грамматику и синтаксис, основы их стихосложения... В переводческой
работе меня больше всего привлекало воссоздание на русском языке памятников
эпической поэзии - «Шах-наме» Фирдоуси, поэм Джами и Навои, эпоса калмыков
«Джангар», киргизов - «Манас», татар - «Едигей», кавказских «Нартов»,
пространные эпизоды индийской «Махабхараты»...». К этим великим эпическим
произведениям прошлого можно добавить еще и переведенные Липкиным сочинения
Рудаки, Омара Хаяма, Хафиза и других - 180 000 полновесных стихотворных строк
восточной классики (для сравнения: в «Илиаде» - 15 700, в «Одиссее» - 12
100). Это были полвека кропотливого
труда, в котором нет мелочей, где сама форма восточного стихосложения чрезвычайно сложна, и все это передано
полноценным стихом, а не ленивым прозаическим пересказом, как это принято по
большей части у французов и англичан. За одно это Липкина будут вспоминать с
благодарностью. Он относился к переводам не как к кормушке, а как к
полноправной культурной деятельности.
Когда Союзом советских писателей руководил Максим Горький, Липкина, двадцати с небольшим лет от роду,
послали в Дагестан, чтобы перевести на русский творение одного из первых
официальных советских поэтов Кавказа Сулеймана Стальского. Сулейман написал
поэму о торжестве советской власти в родном краю, в которой было 700 строк - и
каждая кончалась словом «Дагестан». Липкину велено было самим Горьким сделать из
этого что-то «поинтереснее» - и уже по-русски. Сам Горький велел. Изощренный в
ремесле рифмодел наверняка справился бы с задачей в считанные дни. Но не
Липкин. Тот на месяц заперся с Сулейманом в его родном селе и часами слушал,
как несчастный старик, превращенный властью из сельского грамотея в экспонат
выставок про дружбу народов, читал свои стихи.
С тех самых пор младший товарищ Мандельштама и Ахматовой стал «Прометеем,
прикованным к переводам». В последние
годы жизни Липкин рассказывал, что перевел тридцать тысяч строк калмыцкого
эпоса, но две с половиной тысячи из них взял почитать лет двадцать пять назад
какой-то калмык и не вернул.
Переводчик Семен Липкин - великий труженик и великий мастер.
Более полувека перечисленные переводы считаются классическими, они были высоко
оценены не только государственными наградами, коллегами-переводчиками и любовью
читателей, - но и такими писателями, как Анна Ахматова и Корней Чуковский. В
2001 году, на 90-м году жизни Семена Липкина вышло в свет «Аккадское сказание о
Гильгамеше, все постигшем» в его стихотворном переложении. В послесловии к
книге выдающийся литературовед В.Иванов писал о новом, свежем взгляде на
гениальный текст, который живет в мировой литературе уже более пяти тысяч лет.
«Перевод С.Липкина передает текст как единое целое. Выполнена основная задача -
представить эпос произведением, которое звучит как только что написанное... Основываясь на своем огромном опыте передачи
по-русски разных восточных эпосов (киргизского, калмыцкого, татарского и других),
Липкин пишет хорошие русские стихи, предельно точно следуя за смыслом
подлинника...». А в 1996 году правительство Киргизии удостоило Липкина
орденом Манаса за блестящий перевод одноименного героического эпоса,
опубликованный 55 лет назад.
Кстати, Осип Мандельштам не одобрял переводы стихов и не
советовал Липкину этим заниматься: «Потом пожалеете». Время для переводов было
не очень удачное. Великий вождь то разрешал, то запрещал иметь прошлое малым
народам (впрочем, как и большим). Быть переводчиком сказаний о прошлом в такой
ситуации - дело непростое. Недаром же однажды пошутили, что у Липкина тяжелая
рука - как только закончит с переводом, так сразу и запрещают издавать книгу.
Впрочем, есть и другая шутка - когда Липкина спросили, как ему, горожанину, удалось
передать быт кочевников с такой точностью, он ответил: «Я вспоминал».
Липкин воевал: Балтийский флот, Волжская военная флотилия,
Сталинград. Отступление, окружение - все это он знал не понаслышке. Закончилась
война. Началась борьба с космополитами. Кроме происхождения, Липкину припомнили
и профессию, заклеймив как пропагандиста
«байско-феодальных эпосов». Совсем уж нелепым было обвинение в сионизме после
выхода стихотворения «Союз», где речь шла о племени И (в этом усмотрели указание на Израиль). Но не арестовали. Обошлось.
Собственная поэзия Липкина претерпела за десятки лет немало
испытаний: публиковали его неохотно, так как стихи Липкина обладали разительным
«лица необщим выраженьем». Тем не менее, в середине 50-х, Александр Твардовский
поддержал поэта, напечатав несколько его стихотворных подборок в «Новом мире». Вторая книга Липкина «Вечный день» (напомним,
первой была «Очевидец»), обкорнанная цензурой, вышла лишь в 1975 году.
Несмотря на такой скупой выход к читателю, знатоки поэзии
следили за редкими публикациями Липкина, и, можно с уверенностью сказать, что в
подлинно литературных кругах его имя было синонимом таланта и высокого
духовного служения Слову. Анна Ахматова всегда высоко оценивала его поэзию, а в
середине 60-х, чтобы поддержать друга и собрата по цеху, присутствовала на его
единственном авторском вечере, состоявшемся в годы советской власти. В 1980-м
году, вместе с женой, поэтессой Инной Лиснянской, Семен Липкин вышел из Союза
писателей СССР в знак протеста против гонений на писателей - Евтушенко,
Искандера, Окуджаву, Ахмадулину, Битова и других - передавших свои произведения
в рукописный альманах «Метрополь». У всех возникли трудности. Двоих самых
молодых и неименитых исключили из Союза писателей. Более именитых - не тронули.
Липкину мог бы затаиться, промолчать. Но он с женой - единственные - громко
возмутились реакцией официальных органов. И если всем остальным перемололось,
то Липкину и Лиснянской нет. Они стали изгоями. Последовал запрет на профессию,
вплоть до неуклюжих попыток заново перевести некоторые народные эпосы, - уже
давно существующие в русской литературе благодаря Липкину. С 1979 по 1986-й
блистательный переводчик не мог работать. Их исключили из Литературного фонда,
его - ветерана войны, семидесятитрехлетнего человека, выбросили из
поликлиники. Хотя назвать Липкина
профессиональным диссидентом невозможно - гражданские свободы были для него
неотделимы от профессиональной литературной деятельности. Как его переводческий
труд был неотделим от труда поэтического. Может быть, поэтому уже в 1986 он был
восстановлен в Союзе писателей.
Липкин покинул наш город еще в юности. Эпизодически заезжал
в Одессу, но ненадолго. Приехав в Одессу
через сорок лет, в 1969 году, он напишет в своей драматической повести «Картины
и Голоса»: «Я сворачиваю за угол - и не узнаю улицу. Костецкая? Болгарская? А
мне хотелось выйти на Мясоедовскую. Для нас, жителей города, наименования улиц
заключали в себе целый мир, и мир, в них заключенный, не менялся, он
по-прежнему был миром детства, веселой красноречивой нищеты...». Много
воспоминаний С. Липкина связано с одной из самых красивых одесских улиц -
Пушкинской, где в доме №34 жила его семья и уже отсюда перебралась в дом
победнее, в Авчинниковский переулок. Об
Одессе Семен Липкин думал, вспоминал везде и всегда. У него есть горькая и трогающая повесть
«Записки жильца» - о жизни во время оккупации Одессы. И персонажи, прототипов
которых угадывают одесские старожилы, и ситуации, и быт написаны с удивительной
силой очевидца. Липкин из той самой
знаменитой южнорусской, юго-западной школы. И Одесса в его стихах - от ранних
до последних. Материалы личного архива нашего знаменитого земляка хранятся в
экспозиции одесского Литературного музея.
Липкин останется в литературе как яркий поэт ХХ века,
перешагнувший в век XXI. Липкин был
связующим звеном, скорее даже мостом, между Серебряным веком и нашим, то есть,
он соединил Анненского и Блока с тем,
что происходит сейчас в поэзии и вообще в русской словесности. Когда-то, поэтически характеризуя свою
поэзию, Семен Липкин сказал, что она произросла из «союза боли и любви». Его
трудолюбие было и осталось удивительным явлением.
Семен Липкин - народный поэт Калмыкии, заслуженный деятель
искусств Кабардино-Балкарии, лауреат премии имени Рудаки, имени Тукая,
Пушкинской премии, премии президента России в области литературы и искусства за
2002 год. Фронтовик, тонул в Балтийском море, метался окруженцем
по донским степям, защищал волжские рубежи,
лауреат многих боевых наград, в том числе медали «За оборону
Сталинграда». За литературную деятельность награжден четырьмя орденами «Знак
почета».
Писательский путь Семена Израилевича Липкина длился почти 75
лет, а жизненный - свыше 90. Можно
только подивиться его творческому долголетию. Липкин переводил, а точнее - записывал на
русском языке эпосы народов бывшего СССР. И, как только сейчас начинает
выясняться, работал на будущее - создавал основы будущего межнационального,
межкультурного и межцивилизационного диалога, который будет продолжен на
территории бывшей нашей великой страны. Что касается поэтического таланта, то с
годами он в нем не только не ослабевал, но становился строже, глубже. Его лучшие стихи и поэмы - а список их можно
длить и длить - наш золотой фонд. Есть поэты, которые могут нравиться или не
нравиться, их можно отрицать и даже не замечать. Но не считаться с ними
нельзя. К таким поэтам и относится Семен
Липкин.
«Столетние юбилеи
знакомых справляют моих», - в этом виделась ему центральная примета собственной
старости. Впрочем, иные приметы старость эту яростно отвергали. Энергия Липкина
в преклонные годы поневоле призывала окинуть хотя бы мельком труд поэта,
обильный, как бы сказали древние, плодами и счастливо подтверждающий правоту
слов, брошенных якобы Корнеем Ивановичем Чуковским и ставших крылатыми: «В
России надо жить долго». Поэты, может быть, действительно не умеют стареть. Но,
бесспорно, умирают.
31 марта 2003-го поэт, над стихами которого плакала Анна
Ахматова и печалился Иосиф Бродский, сошёл с крыльца своей переделкинской дачи
и упал лицом в снег. Очевидец эпох обрёл
вечный приют на кладбище в Переделкино между могил философа Валентина Aсмуса и
возлюбленной Бориса Пастернака Ольги Ивинской.